Публичное пространство «Третье место» еще на этапе открытия в 2020 году заявило о себе как о месте встречи классического искусства с цифровыми технологиями. Следуя заявленному курсу, пространство выплачивало гранты digital-художникам регионов России, собирая их для совместного творчества в Петербурге, занималось чипированием физических объектов искусства и запускало цифровые инструменты развития арт-рынка. Среди них — NFT-платформа Third Place. Каков промежуточный итог экспериментов, удалось ли технологиям изменить искусство и будут ли айтишники инвестировать в картины — в интервью РБК Петербург рассказала генеральный директор «Третьего места» Ольга Звагольская.
— Вы создали платформу для рынка искусства на базе блокчейна. Это необходимость — использование технологий на арт-рынке или, скорее, красивый эксперимент?
— «Третье место» входит в Холдинг ITglobal.com, а одна из компаний холдинга занимается блокчейн-платформами как направлением бизнеса. Например, они сделали для Международной шахматной ассоциации платформу, которая помогает в продвижении коллекционных шахмат, часов и другой мерч-продукции, защищенной от подделок. На базе уже созданной платформы мы сделали свою — NFT-каталог и цифровую галерею физических объектов искусства. Зачем тут блокчейн? Затем, что это прекрасная технология для отслеживания провенанса работы — кому она принадлежала, как и за сколько продается. История работ, их перехода от одного владельца к другому становится абсолютно прозрачной.
— Такая прозрачность нужна?
— Конечно, да. Объекты искусства часто находятся в серой зоне, что очень выгодно дилерам, но совершенно невыгодно покупателю, который даже примерно не знает, по какой цене продавалась та или иная работа. В цепочке блокчейн-сети ничего нельзя удалить. Если работа имеет цифровую метку — а мы считаем важным оцифровать как можно больше предметов искусства физического мира, — то все данные об изменении ее статуса гарантированно сохранятся. Блокчейн может сделать прозрачными любые сделки или, например, выборы, но не всегда на это есть запрос. В мире искусства запрос на прозрачность есть.
— Сколько российских предметов искусства может быть в итоге оцифровано? И какими будут следствия погружения физических работ в цифровой мир?
— Нам бы хотелось, чтобы наша платформа масштабировалась до всех объектов искусства в России. Но это далекая цель, пока мы в начале пути. Сейчас в блокчейн-каталоге — порядка тысячи работ. Каждое новое событие в «Третьем месте» — выставка или ярмарка — добавляет объектов на цифровую платформу. Мы ввели правило: если работа выставляется на ярмарке, то она должна быть заминчена (минтинг — создание уникального токена. — Прим. ред.) на платформе, чтобы человек из любой точки мира мог пройти на электронную ярмарку и приобрести работу, и она будет ему доставлена. Одно из следствий оцифровки, таким образом — российские художники выходят на глобальный арт-рынок.
Кроме того, мы рассчитываем с помощью цифровой платформы вывести объекты искусства в город. Думаю, что мы увидим больше объектов public art, имеющих частных владельцев, на уличных пространствах сначала Москвы и Петербурга, а потом и других городов России.
— Станет больше public art из-за цифровой платформы?
— Нет, из-за того, что популярность public art растет в городах мира, этот тренд, очевидно, затронет и Россию. А цифровые платформы содействуют его развитию, так как это удобный инструмент инвестиций в объекты искусства, которые трудно передвигать.
Мы можем увидеть, например, большие инсталляции в пространстве города, меняющие владельцев, но остающиеся на месте. Так городская среда обогатится частным паблик-артом. На платформе продажа осуществляется быстро, объект может несколько раз за неделю поменять владельцев, при этом никуда не сдвигаясь. А владельцы заинтересованы в том, чтобы показывать объекты из своей коллекции, не держать их во дворе на даче.
— Так можно и граффити продавать?
— Граффити или прекрасные муралы, обладающие художественной ценностью.
В мире искусства цифровые технологии были «на хайпе» — их применяли и в галереях, и в театрах по всему миру, чтобы привлечь внимание публики. Сейчас, когда технологии — блокчейн, ИИ и пр. — уже не так новы, мода на их использование тоже пойдет на спад?
Вы правы — восхищение технологиями проходит и уступает место утилитарному отношению. Та же аббревиатура NFT оказалась отчасти девальвированной от постоянного употребления, отчасти даже скомпрометированной. Было много скамных проектов (скам — цифровое мошенничество. — Прим. ред.) — скажем, выпуск NFT-кроссовок, в которых якобы можно зарабатывать цифровые деньги по ходу носки. Но «кроссовочные» приложения ломались, и люди теряли деньги. Так что мы, например, сейчас убираем термин NFT из названия нашей платформы. Мы называем ее платформой по инвестициям в искусство, без акцента на технологию. Важно содержание, а не технические инструменты. Второе изменение, затронувшее не только нас, но и другие цифровые маркеты, — применяемые валюты: если раньше продажа объектов осуществлялась за криптовалюту, то теперь мы полностью убрали эту возможность и ввели расчеты за рубли. Это в том числе способ привлечения к покупке предметов искусства «обычных» людей, которые не ассоциируют себя с криптой и токенами.
Восхищение технологиями проходит и уступает место утилитарному отношению. Аббревиатура NFT оказалась отчасти девальвированной, отчасти даже скомпрометированной
— В чем еще меняется отношение к технологиям в мире искусства?
— Частное владение digital-искусством — затухающий тренд. Люди возвращаются к покупке традиционных предметов искусства: магия холста и масла оказалась непобедимой. При этом бренды, наоборот, все активнее используют в своих маркетинговых кампаниях сотрудничество с digital-художниками. Они оформляют свои витрины с включением digital-искусства, делают интеграции с художниками для рекламы на различных поверхностях в городской среде. В этой сфере хайп, наоборот, нарастает. Что касается моды на покупку цифровых изображений, то она достигла пика в разгар популярности NFT и криптокошельков. Все покупали видеоарт за крипту, а потом поняли, что в этих покупках нет ценности. Сейчас галерист может продать объект видеоарта только вместе с носителем. И у Samsung, и у iPhone появились специальные планшеты для демонстрации искусства, и даже на ярмарках в России уже принято продавать объект цифрового искусства вместе с таким планшетом. Тогда частный пользователь может приобрести видеоарт себе домой и повесить на стену. А иначе он не знает, как будет демонстрировать это искусство.
Бренды все активнее используют в своих маркетинговых кампаниях сотрудничество с digital-художниками. Они оформляют свои витрины с включением digital-арта, делают интеграции в городской среде
— В связи с этим меняются ли планы «Третьего места» как художественной галереи? Раньше вы делали большую ставку на «встречу» цифрового и традиционного искусства.
— Сейчас мы поняли, что это два разных мира. В этом году на ярмарке TRAF (Third Place Art Fair), которую мы традиционно проводим в сентябре, даже не было отдельной секции digital-искусства. У нас действует арт-резиденция мультимедийных художников, мы продолжаем ее развивать и в ее рамках проводим выставки мультимедийных работ. Есть знатоки digital-арта, есть и коллекционеры, готовые покупать объекты цифрового искусства, которые стоят, надо сказать, весьма дорого. Само оборудование, с помощью которого вы можете создавать такие объекты, очень дорогостоящее, это одна из причин, хотя не главная, по которым широкой аудитории мультимедийное искусство неблизко.
— А российские бренды, по примеру глобальных, увидели в digital-искусстве утилитарную ценность?
— Да, они подхватывают тренд на интеграцию с digital-художниками. Например, есть бренды кикшеринга, ресторанные бренды, сервисы доставки еды, которые интересуются сотрудничеством с художниками нашей арт-резиденции. Более того, есть и прямые запросы от брендов — какие можно сделать интеграции в пространстве «Третьего места» и, шире, в пространстве города? В том числе у игроков рынка аренды самокатов есть запрос на то, чтобы художники помогли им поменять представление о себе как об опасном бизнесе, из-за которого происходят ДТП. По их мнению, надо доступнее объяснить пользователям правила безопасного обращения с самокатом — и они хотят большего, чем способна достичь привычная «ламповая» реклама. Мультимедийные художники могут создавать нестандартные образы в ответ на такого рода запросы.
— Вы не раз упоминали коллекционеров. Растет ли их число в России? Насколько актуально сейчас покупать предметы искусства, есть ли у российских граждан на это деньги?
— Поскольку сейчас деньги остаются в России, то люди их тратят в том числе на искусство. Многие впервые обратили внимание на современных российских художников. В ответ на это художники тоже «выходят на свет» — те, кто раньше писал в стол, для себя, стали активно выставляться. Очень много ярмарок объектов искусства проходит в Москве, и в Петербурге их число растет — арт-рынок, безусловно, получил новый импульс. У себя на площадке мы видим значительный рост числа сделок, в основном недорогих продаж. На ярмарках мы принципиально продаем не очень дорогое искусство, сегодня обои в строительном магазине могут стоить дороже картин. Видя это, люди втягиваются, начинают коллекционировать работы. Ярмарки к тому же дают посетителям ценность прямого общения с художником: он приглашает вас на следующее открытие, там знакомит с другими художниками, и вы уже попадаете в водоворот искусства.
— Представители ИТ-сообщества становятся коллекционерами?
— Да, и они среди тех людей, которые раньше покупали модные цифровые видео за крипту, а сейчас — физические объекты искусства за рубли. Более того, у айтишников появляется привычка дарить друг другу предметы искусства, потому что обычно представитель ИТ-индустрии — это очень состоятельный человек, у которого уже все есть. А объект искусства — это всегда новое.
— Если в стране есть свободные деньги, то искусство становится в том числе объектом инвестирования?
— Настоящих инвесторов среди коллекционеров найдется, может быть, несколько человек. Это редчайшие исключения в России. Но сам арт-рынок сейчас вышел на стадию роста, и единственный потолок, в который он упирается, — физические границы страны. Хотя те же цифровые площадки позволяют продавать на глобальном рынке, но предметы искусства, как и ИТ-решения, ограничены в перемещениях санкционной реальностью. Международных сделок крайне мало, а для любого развития важно обмениваться чем-то не только между собой.
