От первого лица , Санкт-Петербург и область ,  
0 

«Наши стартапы и в текущих условиях могут выйти на мировые рынки»

Фото: Роман Киташов/РБК Петербург
Фото: Роман Киташов/РБК Петербург
Директор фонда поддержки ИТ-стартапов и технологического бизнеса «Спутник» Максим Пудалов — о том, почему венчурное инвестирование в России привлекает недостаточно частных инвесторов

По оценкам аналитиков, 2023 год прошел для венчурных инвесторов под знаком осторожности, результатом стало снижение венчурных инвестиций в ИТ-стартапы более чем на 80%. И хотя эксперты прогнозируют увеличение объемов рынка в 2024 году, есть целый ряд сдерживающих его развитие факторов. О том, с какими сложностями сейчас сталкивается венчурный инвестор, как их можно преодолеть и почему Петербург — одна из точек притяжения ИТ-стартапов — в интервью РБК+ Петербург рассказал директор фонда поддержки ИТ-стартапов и технологического бизнеса «Спутник» Максим Пудалов.

Страна для пилотирования

— Тренд на падение объемов венчурного инвестирования в прошлом году затронул не только Россию, но и США — венчурные инвестиции стали менее привлекательны?

— Сравнивать рынок стартапов нашей страны и США не совсем правильно — слишком велики отличия. Здесь мы говорим про локальные проекты, там стартапы с прицелом на мировой рынок. Отсюда и разные объемы инвестиций, и разные уровни привлекательности проектов для вложений, и стабильность этого сегмента рынка в целом.

— Т.е. стартапы в России неинтересны для венчурных инвесторов?

— Вовсе нет. Россия хороша для пилотирования проектов, которые потом можно вывести на внешний рынок. Да, для стартапов с потенциалом единорога нужна не российская юрисдикция, но это не значит, что в нашей стране нет проектов, которые могут выйти на мировой рынок.

— Какие технологические ниши для стартапов сейчас вам кажутся наиболее перспективными?

— Весь мир сейчас болен искусственным интеллектом, и с точки зрения привлечения денежных средств ИИ-стартапы вне конкуренции. Кроме того, когда мы говорим про потенциально интересные стартапы, мы в основном не подразумеваем студенческие проекты — это лишь игра в стартап, которая редко выстреливает. Если же брать нечто более серьезное, то стартап должен быть привязан к некоторой предметной области, решать прикладную задачу.

Государственные vs частные инвестиции

— В сфере ИИ сейчас много проектов, конкуренция высока. Значит ли это, что инвесторам эта история становится менее интересна?

— Однозначного ответа на этот вопрос нет. Например, наш проект Fabula AI смог получить заметную долю рынка и проект остается привлекательным для вложений. Стоит ли инвестору работать со школьником, который использовал API Midjourney для генерации картинок? Я бы не стал. Но если кандидат наук или опытный разработчик обучил модель в узкой сфере — почему нет? Инвестор всегда должен держать глаза открытыми и проводить аудит проектов.

— Т.е. проблема все-таки не в возрасте, а в том, что стартап должен решать конкретную задачу?

— Есть три продуктовых направления, в которых сейчас реально нуждается рынок. Первый — глобальные универсальные модели, но такой проект студенту создать не под силу, это арена, где играют только корпорации. Второй — доученный ИИ под конкретную задачу. Например, нейросеть, позволяющая по изображению определить необходимость планового ремонта какой-то детали. Если она при этом сделана человеком, который имеет опыт работы с этими деталями, будет отлично. Третий — это различные инфраструктурные решения, но это тоже проекты, которые вряд ли можно запустить ресурсами одного студента-стартапера. Так что определенная корреляция с возрастом все-таки есть и, конечно, с опытом и ресурсами.

— Что подразумевается под «инфраструктурными решениями»?

— Расскажу на примере нашего проекта Fabula AI. Этот ИИ, позволяющий трансформировать фото и видео — например, в аватарки. Оказавшись на пике тренда, нам потребовалось обрабатывать очень много запросов в единицу времени и, соответственно, управлять серверной группой, ведь пользователи ждать не любят и моментально начинают возмущаться в чатах. Мы создали отказоустойчивую архитектуру, которая умеет правильно балансировать нагрузку по серверам за счет настройки, корректно использовать память и пр. И главное — она заточена под хостинг нейросетевых моделей. Мы увидели, что на рынке велика потребность в подобных инфраструктурных решениях — и планируем развивать их.

— Но это ведь совершенно иной бизнеса с другими каналами сбыта, командой… Вы же вкладывались в ИИ-проект

— Безусловно, но частные инвесторы отличаются гибкостью — это свойство, которого нет у государства и которое очень полезно для стартапов. Дело в том, что стартап в первые несколько лет своей жизни проходит через 3-5 пивотов (от англ. pivot — поворот). Это строго необходимый путь развития, иначе стартап не выживет. Куда заведут эти пивоты, в начале жизненного цикла сказать трудно — наш проект, например, это привело из b2c в b2b. В случае же с госфинансированием стартап минимум на год попадает в условия жесткой подотчетности и не имеет права сделать шаг в сторону.

Cтартап в первые несколько лет своей жизни проходит через 3-5 пивотов (от англ. pivot — поворот). Это строго необходимый путь развития, иначе стартап не выживет. Куда заведут эти пивоты, в начале жизненного цикла сказать трудно — наш проект, например, это привело из b2c в b2b. В случае же с госфинансированием стартап минимум на год попадает в условия жесткой подотчетности и не имеет права сделать шаг в сторону.

— Получается, госинвестиции немного губят идеи, которые могут появиться?

— Не немного, а 100%. Мы получаем некую технологию, которая копится на балансе, но никак не используется — это убивает предпринимательский дух. Но это не значит, что государство не должно вкладываться в стартапы — когда деньги выделяются инженерам и ученым — это полезно и хорошо. Но каждый стартап должен понимать риски и отличия частных и государственных инвестиций.

Освободившиеся ниши

— Судя по вашим словам, стартапы в сегменте b2b ИТ-решений весьма привлекательны для частных инвесторов, особенно с учетом ухода западных ИТ-вендоров, так?

— И да, и нет. Наш крупный корпоративный сегмент (а для инвестора широкий рынок сбыта всегда предпочтителен), после начала СВО еще не прошел весь путь принятия, и спрос не так велик, как хотелось бы. Кроме того, не по всем продуктам в принципе есть возможность конкурировать. Каким бы качественным русский продукт ни был, какой бы глубокой ни была его локализация, если в Китае примерно то же самое можно купить в 2 раза дешевле, никто не будет покупать у вас — разве что в рамках какой-нибудь госпрограммы или требований регулятора по импортозамещению.

Фото: Роман Киташов/РБК Петербург
Фото: Роман Киташов/РБК Петербург

— Но все-таки российским продуктам даже в этом случае есть на что надеяться? Есть удачные примеры?

— Да, даже в нашей практике. Например, когда с российского рынка ушел глобальный вендор, предлагавший решений для горнорудной отрасли, первый год все компании просто искали полный аналог, потом стали смотреть по сторонам. Не буду лукавить: уход западных вендоров дал нам дополнительный аргумент в переговорах с потенциальными клиентами. Мы более 12 лет разрабатывали систему учета и подсчета запасов угля GEOS при большой помощи и поддержке Сибирского института горного дела, то есть у нас были разработчики с релевантным опытом, погруженные в предметную область. Мы расширили штат и срочно начали адаптировать свой продукт под рудные полезные ископаемые — это как раз и есть освободившаяся ниша, которую мы можем захватить.

— Но для таких продуктов открыт исключительно российский рынок?

— Нет, русские не сдаются, и найти возможность выхода в другие страны можно даже в текущих условиях. К тому же в любой момент геополитическая ситуация может кардинально измениться. Я уверен, что, совместив, образно говоря, мозги наших геологов с лучшими ИТ-практиками, можно получить конкурентоспособный продукт мирового уровня. У нас есть великолепная геологическая школа, сложнейшие месторождения, которые разрабатываются под чутким надзором ГКЗ — не у всех стран есть такой опыт. Если мы будем опираться на него, то сможем предложить зарубежным бизнесам решения, в которых они нуждаются.

Русские не сдаются, и найти возможность выхода в другие страны можно даже в текущих условиях. К тому же в любой момент геополитическая ситуация может кардинально измениться.

— И все же часто говорят о том, что именно ограниченность рынка сбыта сдерживает инвестирование в различные направления

— Это не единственный фактор. При оценке потенциала инвестиций должна сойтись всего одна цифра — ROI [Return on investment — возврат инвестиций – ред.]. Этот показатель зависит от того, сколько денег необходимо на реализацию задач по проекту, какую долю за вложения получает инвестор и какую долю рынка вы можете захватить. Естественно, что в этом уравнении объем рынка сбыта — один из ключевых показателей, и, грубо говоря, делать проект исключительно на Россию не очень интересно и даже несколько безумно. В большинстве случаев вы просто не сможете получить удовлетворительный ROI по отношению к вложениям.

Министерство стартапов или самоорганизация

— А что еще мешает сегодня в России венчурному инвестированию?

— Есть два значимых барьера. Первый — конкуренция за деньги. Здесь три ключевых конкурента: банковский депозит, крипто-хайп и рынок акций. Поражает, как человек, который опасался инвестировать в твой абсолютно прозрачный бизнес-проект, через 3 месяца вкладывается в крипту под обещание 30% в месяц, 120% годовых или 10-кратный рост за полгода, не видя никаких рисков. Второй барьер — отсутствие практики страхования инвестиций. Компаний, которые готовы были бы этим заниматься, у нас практически нет.

— Почему?

— Нет серьезных страховых компаний, которые реально могли бы сделать аналитику, оценить стартап. Процесс, конечно, сдвинулся с мертвой точки: в Москве, по крайней мере, началось выдача кредита под нематериальные активы. Но дальше встает вопрос наличия экспертного сообщества, которое сможет этот нематериальный актив оценить. А это большая проблема. Нам необходимо сформировать экспертное сообщество из реального сектора экономики, из тех, кто занимается реальным бизнесом.

— Нужна воля государства?

— Боюсь, директивно сюда вообще не нужно вмешиваться государству — оно и так делает многое для ИТ-отрасли. Условное Министерство стартапов никому не поможет — мы должны самоорганизоваться. Если этого не сделаем, многие стартапы будут становиться кипрскими или уходить в другие юрисдикции. Но я уверен, что мы эту проблему рано или поздно решим.

Условное Министерство стартапов никому не поможет — мы должны самоорганизоваться. Если этого не сделаем, многие стартапы будут становиться кипрскими или уходить в другие юрисдикции. Но я уверен, что мы эту проблему рано или поздно решим.

— Это задача актуальна только для Москвы?

— Нет, Петербург также рождает стартапы. У нас здесь есть разработчики, мы планируем открыть полноценный офис. Здесь есть и заказчики, и хорошая техническая школа, т.е. кадры, в которых стартапы нуждаются, как и любые ИТ-компании. И здесь быстрее можно найти инвестора — почти как в столице. Потенциал большой и у Казани, Калининграда, Новосибирска, Томска. Именно эта федеральная актуальность проблемы экспертного сообщества и дает повод для оптимизма — ее надо решать всем сообща.

От первого лица Как бизнес-школа помогает готовиться к «другому завтра»
Содержание
Закрыть