Успешная технологическая идея дорогого стоит — в прямом и переносном смысле — и «пандемический» 2020 год это наглядно показал. Год стал прорывным не столько для технологического прогресса, так как все главные прорывы произошли раньше, сколько для внедрения его результатов. Резко изменившаяся ситуация заставила и компании, и госструктуры, и отдельных предпринимателей за год пройти примерно трехлетний путь технологического роста: глубоко погрузиться в цифровые процессы, научиться применять биометрические, ИИ, VR/AR и другие решения.
Но в итоге жизнь бизнеса усложнилась. Профессионалы в цифровых областях знаний стали еще дороже, конкуренты дополнительно вооружились, потребители избаловались, не став при этом богаче. Теперь перед бизнесом стоит задача продолжения цифрового и инженерного развития в высоком темпе, при возросшей конкуренции за источники идей и в условиях стагнирующей экономики. То есть внедрять инновации надо недорого, а окупать — быстро.
Определимся в понятиях
В мире и в России R&D (от англ. Research & Development, исследования и разработки) трактуют по-разному, объяснила председатель правления Ассоциации малых конструкторских бюро Людмила Голубкова.
В мире под этим термином понимают весь спектр деятельности по модернизации производства — включая разработку, опытно-конструкторские работы, испытания и внедрение. В России зачастую имеют в виду только первые два этапа, которые называют НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы).
Промышленными испытаниями и внедрением в России обычно занимаются разработчики технологий вместе с потребителями. В то же время в строительстве, производстве сложных технических продуктов (самолеты, автомобили и т. п.) и ряде других технологичных отраслей проведение испытаний отдельных узлов и компонентов, а также внедрение берут на себя инжиниринговые компании (разработкой, особенно сложных технологий, они, как правило, не занимаются). В крупных компаниях, особенно работающих на мировые рынки, как правило, созданы R&D-центры по мировым стандартам. Такие же центры, разумеется, имеют и работающие в России крупные иностранные компании.
Улыбка пользователя
В сфере R&D никакого рынка нет, утверждают все опрошенные РБК Петербург эксперты. «Я практически не знаю в России структуры, занимающейся R&D как полноценным самостоятельным бизнесом», — говорит, например, Алексей Филимонов, исполнительный директор Клуба директоров по науке и инновациям. И R&D-НИОКРы, и полноценные R&D-центры сосредоточены в самих компаниях — потребителях таких услуг, в качестве их подразделений, работающих практически исключительно на сами эти компании.
Для появления независимых R&D-центров нужные адекватные стимулы, которых пока нет, отмечает Алексей Филимонов. Генеральный директор группы компаний ЦРТ Дмитрий Дырмовский на примере своей отрасли объясняет, почему так происходит: «Причиной, по которой R&D-подразделения остаются внутри компаний, является тот факт, что для речевых и лицевых технологий одной из ключевых ценностей являются данные, которые относятся к интеллектуальной собственности. Их потеря может стоить компании очень дорого».
Есть и другая причина, о которой Дмитрий Дырмовский говорит так: «Успех бизнеса — в улыбке пользователя, а ключевой запрос пользователя сегодня — максимально быстрый релевантный ответ. Базовые технологии сами по себе перестают быть конкурентным преимуществом: ключевыми факторами успеха становятся кастомизация — адаптация сценариев под задачи конкретных пользователей — и time-2-market технологий. Собственный R&D позволяет мгновенно реагировать на требования потребителя, совмещая технологическую и бизнес-повестку внутри компании». Таким образом, если компании борются за «улыбку пользователя» в относительно технологичных областях, им не избежать создания и развития своих R&D центров.
Если компании борются за «улыбку пользователя» в относительно технологичных областях, им не избежать создания и развития своих R&D центров.
Усеченный рынок
По словам экспертов, из всех элементов цепочки R&D открытый рынок сформировался только в инжиниринге. Инжинирингом занимаются компании разного размера: генподрядчиками являются обычно крупные международные бренды, а под ними работают нишевые игроки. Но на Западе рынок инжиниринговых услуг за последние полвека сложился, говорит Людмила Голубкова, а в России нет. Инжиниринг — внешняя для заказчиков услуга, ее осуществляют независимые компании, которых в России, по оценкам эксперта, около двух сотен.
Однако от основного объема заказов небольшие российские инжиниринговые компании фактически отстранены, утверждает Людмила Голубкова: «Большую часть рынка инжиниринга заняли мировые бренды, такие как Siemens в машиностроении, Schneider Electric в электроэнергетике, STRABAG в строительстве и др. Многие российские заказчики, в том числе государственные, предпочитают иметь дело с ними, а не с отечественными инжиниринговыми компаниями». Впрочем, похожая ситуация имеет место и в других странах, например во Франции. «Но в Германии, Австрии и германоязычной части Швейцарии ситуация обратная — услуги тысяч малых и средних специализированных национальных инжиниринговых компаний пользуются преобладающим спросом. Мы должны стремиться к такой модели», — уверена Людмила Голубкова.
В нынешней ситуации технологического бума и роста инвестиций в новые технологии российский инжиниринг становится наконец востребованным, а работающие в сфере IT интеграторы (аналог промышленного инжиниринга в IT) даже процветают, считает Голубкова.
Интерес — еще не инвестиции
Алексей Филимонов отмечает заметный рост интереса российского бизнеса к R&D в последнее время, который, однако, еще не привел к аналогичному по масштабам всплеску инвестиций.
Заметный рост интереса российского бизнеса к R&D в последнее время пока не привел к сопоставимому по масштабам всплеску инвестиций.
Руководитель департамента разработки беспилотных транспортных средств ГК Cognitive Technologies Юрий Минкин связывает повысившийся интерес к R&D с быстрым распространением цифровых технологий: «Многие крупные компании стали вкладывать большие средства в инновации, связанные с IT и сопредельными областями, такими как роботизация, беспилотность; эти разработки, уже понятно, могут повысить эффективность бизнеса и окупиться за достаточно короткое время».
Это подтверждает и Дмитрий Дырмовский: «Мы наблюдаем значительный рост интереса к технологиям искусственного интеллекта: лицевой и голосовой биометрии, синтеза и распознавания речи, обработке естественного языка. Компании все чаще создают свои R&D-подразделения, предпочитают развивать свои технологии вместо покупки готовых. В среднесрочной перспективе владение собственными технологиями позволяет создавать более качественные и конкурентные продукты, адаптируя их для решения бизнес-задач».
Всплеск интереса к инвестициям в R&D наблюдают и в ПАО «Кировский завод». «Да, мы видим у корпораций всплеск интереса к технологическим инновациям. Кировский завод уже в течение трех лет активно вовлечен в эту деятельность. У нас действуют программы внутреннего предпринимательства, рационализаторских предложений сотрудников, а параллельно ведется работа с технологическими компаниями с рынка по направлению открытых инноваций», — говорит директор по связям с общественностью и административным вопросам ПАО «Кировский завод» Екатерина Ключникова.
«Эти тренды глобальны: аналогичный всплеск наблюдается и в мире», — добавляет Дмитрий Дырмовский.
Три кита: скорость, связанность, мобильность
Людмила Голубкова объясняет рост интереса радикальными изменениями мировых технологических трендов. «Ситуация и в мире, и в России изменилась кардинально, — считает она. — За период с 2016 года мировые тренды стали очевидными. Основными я считаю три: скорость, связанность, мобильность». Первый тренд эксперт связывает с резким ускорением всех процессов при переходе процессов и услуг онлайн. При этом роль пандемии Голубкова главной не считает — форс-мажор, по ее мнению, только ускорил и акцентировал объективные тренды. «Пандемия высветила мировые тенденции, стимулировала их ускоренное развитие. Больше всего это отразилось на потребительских моделях поведения людей и компаний, — утверждает Людмила Голубкова, — но повлияло также и на цепочки поставок, планирование, производственные технологии».
Алексей Филимонов считает, что тренд на «дистанционность» изменил жизнь миллионов людей: «Возник «дистанционный» образ жизни, включающий и работу, и обучение, и медицинское обслуживание, и развлечения и т. д.». Благодаря этому тренду стала стремительно расти сфера онлайн-сервисов — e-commerсе, доставка товаров, сервисы онлайн-конференций, стриминговые сервисы, удаленные игровые платформы, дистанционное проектирование и управление процессами.
Второй тренд, связанность, эксперт объясняет усилением взаимозависимости субъектов — людей, компаний, устройств, технологий и т. п. Мобильность стала пониматься не только как возможность более свободно перемещаться по миру или повсеместно использовать гаджеты, но и работать дистанционно (вспомним «мобильный офис»), пользоваться коворкингами, размещать производство в любых удобных локациях, осуществлять финансовые и банковские операции без привязки к территории.
Укороченные проекты
Рост спроса на технологии по трем обозначенным главным направлениям, в свою очередь, стимулировал R&D и, соответственно, приток инвестиций в эту сферу. В 2021 году R&D будет особенно активно развиваться в промышленности, прогнозирует Людмила Голубкова: «Эта тенденция уже отчетливо проявилась на Западе, причем вне всякой связи с пандемией. Главной задачей R&D будет максимально возможная автоматизация технологических процессов».
Алексей Филимонов считает, что в соответствии с потребностями рынков «должен заметно ускориться жизненный цикл R&D». «Ждать, как раньше, 5–7–10 лет до завершения разработки и ее внедрения сейчас уже нет возможности. Инструменты для ускорения есть — это цифровое проектирование и моделирование, применение цифровых двойников, использование различных моделей открытых инноваций, когда можно брать извне разные компетенции и научно-технологические заделы», — отмечает эксперт.
В связи с этим Людмила Голубкова прогнозирует радикальное изменение формата проектов: «Большие проекты, такие как создание огромных территориально-производственных комплексов в середине XX века, ушли в прошлое. Настало время достаточно коротких разработок. Это характерно и для мирового лидера R&D — США, и идущего за ним Китая, и для Европы».
Дмитрий Дырмовский подтверждает переориентацию потребителей на короткие проекты: «В целом в нашей области формат долгосрочных научно-исследовательских разработок уже не подходит для выпуска конкурентных технологичных продуктов; темп развития технологий слишком высокий».
Инжиниринг выходит вперед
«На первый план сейчас выходит инжиниринг и система интеграции в целом — использование уже созданных решений для их связанного внедрения, учитывающего сильную взаимозависимость субъектов», — утверждает Людмила Голубкова. С этим отчасти согласен Алексей Филимонов. По его словам, рост спроса неизбежно приводит к увеличению инвестиций в инновации — но не в НИОКР. Много технологий уже создано, но раньше ввиду низкого спроса они слабо использовались. Рост спроса стимулировал доводку таких технологий и их внедрение.
Впрочем, в некоторых направлениях требуются и совсем новые разработки, отмечают эксперты. «Например, в фарме резкий спрос на вакцины против ковида сопровождается дополнительными требованиями — к повышению эффективности, снижению побочных эффектов, более точному определению противопоказаний. Все это требует дополнительного R&D — новых исследований, испытаний, корректировки рецептуры. Расширился спектр требований и к дистанционным технологиям, что также требует новых R&D, — утверждает Алексей Филимонов. — В результате технологического развития довольно простые изначально сервисы превращаются в мощные инструменты для решения серьезных задач бизнеса. Некоторые давно известные продукты, не сумев удовлетворить новым требованиям, уступают место новым. Яркий пример — ZOOM, заметно потеснивший традиционный Skype».
Вспоминая и внедряя старое
Становятся востребованными, по словам Людмилы Голубковой, даже давно, вплоть до полувека назад, изобретенные решения. Например, киберфизические системы, принципиальные решения в области программного и программно-аппаратного обеспечения было невозможно полноценно внедрять в тот период, когда они были созданы. Не было технологической инфраструктуры — быстрой связи, адекватной микроэлектроники, материалов с нужными свойствами и др.
Сейчас время таких решений пришло. «Главный тренд в R&D сейчас и в ближайшей перспективе — широкое комбинированное внедрение новых и давних разработок, высокая эффективность которых доказана на теоретическом уровне или при локальном применении», — считает Людмила Голубкова. Мировым лидером этого тренда она считает Китай, который, например, недавно запустил на Луну станцию «Чанъэ-3»: «Фактически это наша «Луна 25», запуск которой был отменен по политическим причинам в 1977 году».
Офшорное R&D
Россия, по мнению Людмилы Голубковой, остается для развитых стран поставщиком «сырья» — технологических заделов и квалифицированных кадров. Наша страна, как считает эксперт, не может пока конкурировать с мировыми грандами и вынуждена пользоваться продуктами (как потребительскими, так и промышленными), созданными ими, в ряде случаев — на основе российских технологических заделов. Одной из причин такого положения она считает разрушение в 1990-х годах важнейшего звена R&D — системы опытного производства и испытания новых продуктов. Это произошло потому, говорит Людмила Голубкова, что никто не финансировал этот процесс: государство поддерживало только НИОКР (и то в основном в крупных вузах и некоторых госкорпорациях), а заказчики — только внедрение.
«Там, где по каким-то причинам сохранилась вся цепочка — от научно-исследовательских работ до опытного производства, испытаний и промышленного внедрения, — российское R&D высокоэффективно. Но такие случаи встречаются только в очень крупных компаниях. В большинстве же случаев R&D-подразделения занимаются НИОКРами, а для внедрения новых решений нужно привлекать инжиниринговые компании. Это непросто, поскольку необходимо хорошо знать производственную специфику заказчика», — объясняет Людмила Голубкова. Такую модель R&D она считает малоэффективной.
Акселераторы не заменяют R&D
По этой же причине она считает неэффективным использование корпоративных акселераторов как альтернативы R&D. «Количество проектов, внедренных после проведения акселерации стартапов, составляет доли процента от общего числа внедрений на промпредприятиях, — утверждает Людмила Голубкова. — Такая картина наблюдается во всех отраслях». Скептически относится к эффективности корпоративных акселераторов и Алексей Филимонов. Косвенным свидетельством этого он называет малую распространенность структур этого типа. «Корпоративный акселератор плохо выполняет функцию внедрения научных разработок в промышленности. Стартапы не могут заменить отраслевую науку, потому что плохо приспособлены для реализации крупных наукоемких проектов», — считает эксперт. По мнению Юрия Минкина, стартапы даже после качественной акселерации могут предложить только довольно простые решения: «Стартап может помочь в ускорении разработки каких-то вещей, но полностью произвести сложный продукт, например беспилотник, он не способен».
Тем не менее Кировский завод, например, своим акселератором вполне удовлетворен. «В 2018–2019 годах мы провели три отбора «Промышленного акселератора», которые прошли 28 проектов, реализовали 19 пилотных внедрений и закрыли 5 венчурных сделок. Мы считаем это положительными результатами, при этом мы познакомились с большим количеством технологических компаний, институтов развития и технопарков, создали структуру и регламенты по внедрению инноваций», — подытожила Екатерина Ключникова.
По мнению Людмилы Голубковой, существует фундаментальное противоречие между интересами команд стартаперов, ориентированных на развитие собственного бизнеса и не желающих вливаться в структуру предприятия, где они проходили акселерацию, и самого предприятия. «У нас не создано механизма взаимовыгодного взаимодействия предприятий с такими профессиональными командами, малыми конструкторскими бюро. Его надо создавать — возможно, перенимая соответствующий опыт США и Германии, где такие механизмы есть. В частности, для этого и была организована наша ассоциация малых КБ. И некоторые наработки у нас уже есть», — говорит Людмила Голубкова.
Конкуренты вкладывает миллиарды
По информации Алексея Филимонова, Samsung ежегодно инвестирует в R&D порядка 15 млрд долларов. «Южнокорейское технологическое чудо произошло во многом благодаря тому, что крупнейшие конгломераты страны ежегодно инвестировали в R&D, по моей оценке, не менее 40–50 млрд долларов, около 4% ВВП. К тому же инвестировало и государство», — отмечает эксперт. Он уверен, что нашим компаниям, особенно работающим на мировые рынки, для обеспечения конкурентоспособности необходимо инвестировать в R&D сопоставимые средства. «Однако сейчас это делают немногие компании — например, СИБУР, «Газпром нефть» или «Росатом», — отмечает Филимонов.
Впрочем, эффективные и весьма конкурентоспособные продукты R&D появляются и в средних российских компаниях. Так, в прошлом году компания Cognitive Pilot (СП Сбера и ГК Cognitive Technologies) вывела на рынок сельхозтехники свою систему автономного управления зерноуборочным комбайном — уже в первый сезон коммерческого применения была достигнута окупаемость и даже получена прибыль.
По данным Алексея Филимонова, Россия практически не отстает от большинства передовых стран мира только по уровню государственных инвестиций в НИОКР (сильно, в разы, отстаем только от США и Китая), которые составляют примерно 70% от всего объема инвестиций в НИОКР в стране или чуть меньше 1% ВВП. В то же время в развитых странах пропорция обратная. Это значит, что по объему частных инвестиций мы отстаем в 4 раза.
Порядка 70% от всего объема инвестиций в НИОКР в России приходится на государство.
Дефицит кадров увеличивает издержки
Резкий рост мировых инвестиций в технологии отразился на России. В частности, растут затраты на R&D в высокотехнологичных отраслях. Это связано с увеличением расходов на специалистов — «поскольку их становится меньше», говорит Людмила Голубкова. Борьба за кадры обостряется, подтверждает Дмитрий Дырмовский: «Ситуация в R&D схожа с тем, что в целом происходит в IT».
Многих переманивают открывающиеся или расширяющиеся R&D-центры работающих в России мировых брендов. Они платят специалистам очень высокие зарплаты, что заметно поднимает общий уровень расходов на специалистов. «Например, даже российский «Яндекс», который уже стал мировым брендом, предлагает выпускникам хороших вузов зарплату в 300 тыс. руб. Понятно, что ни одна средняя компания не может себе этого позволить, хотя многие из них зачастую разрабатывают продукты аналогичного качества», — утверждает Людмила Голубкова. В то же время физический отток специалистов за рубеж уменьшился, считает эксперт, поскольку расширилась возможность работы на иностранные компании в режиме онлайн. Дмитрий Дырмовский подтверждает: «Многие международные компании, открывающие свои R&D-подразделения в России, обеспечивают удаленную работу или релокацию, что утрирует конкуренцию за специалистов».
У ГК Cognitive Technologies, по словам Юрия Минкина, затраты на R&D за последний год выросли на 15–20%. Дмитрий Дырмовский, по-видимому, считает наиболее важными фундаментальные факторы: «Стоимость создания конкретной технологии со временем уменьшается пропорционально порогу входа. Вместе с тем это постоянная борьба за актуальность, поэтому приходится искать все новые направления, инвестируя в непрерывное совершенствование».
Государство заметило инжиниринг
Господдержка R&D в России существует давно, правда, главным образом в части НИОКР. В частности, довольно серьезные программы поддержки НИОКР существуют у Минобрнауки и Минпромторга, говорит Алексей Филимонов, — в основном в виде субсидий и грантов, а также ряд налоговых мер стимулирования инноваций.
Недавно российские власти обратили наконец внимание и на инжиниринг. В 2013 году правительство РФ приняло первую «дорожную карту» в этой сфере, а летом 2020 года — вторую. Согласно плану, объем внутреннего рынка инжиниринга должен вырасти с текущего значения в 2,8 трлн руб. до 3,3 трлн к 2023 году, а к 2025 году — до 3,9 трлн руб. «Дорожная карта» предусматривает содействие экспорту инжиниринговых услуг, стимулирование спроса внутри России на инжиниринговые услуги, содействие исследованиям и разработкам, обеспечение инжиниринговых центров необходимыми кадрами.
По словам генерального директора «Агентства по технологическому развитию» Владимира Пастухова, наиболее эффективна господдержка инжиниринговых центров при вузах. Сейчас в 40 субъектах РФ существует 83 центра. Они созданы Минпромом и Минобрнауки. 40% таких центров работает на нефтегазовый сектор — в добыче, переработке, цифровизации процессов. 20% — энергетика, 10% — химическая промышленность. Владимир Пастухов считает наиболее перспективными направлениями цифровизацию процессов во всех отраслях, возобновляемые источники энергии, системы накопления энергии, экологические технологии, а также биомедицину и биофарму.
Выбранный государством приоритет внешне выглядит как результат необычно точного прогнозирования главного тренда в R&D. Правда, эксперты не склонны переоценивать степень прозорливости чиновников. По мнению Людмилы Голубковой, эти меры правительства радикально не улучшают ситуацию, поскольку они лишь ликвидируют законодательные пробелы — в рамках идущей в России гармонизации с мировыми стандартами. Например, до принятия этих мер затраты на инжиниринг нельзя было корректно учесть в бухгалтерском и налоговом учете, поскольку сама эта деятельность не была зафиксирована в законодательстве. «Во всем мире инжиниринг давно признан как особый вид деятельности, а у нас его до сих пор формально не существовало», — говорит эксперт.
К радикальным изменениям может привести только заметный рост доли частных компаний в общем объеме затрат на научные исследования и разработки.
