В Петербурге работают несколько ведущих онкологических центров России, сюда приезжают на лечение пациенты из ближнего зарубежья, здесь динамично развивается ядерная медицина. С технологической точки зрения, петербургская онкология — на хорошем счету. При этом по уровню заболеваемости и смертности от рака вторая российская столица — тоже среди лидеров, но со знаком «минус»: статистика говорит о неблагополучии. Как одно согласуется с другим?
Не хуже, чем в Дагестане
По данным «Петростата», от онкологических болезней в Петербурге в январе-сентябре 2015 г. умерли 10 021 человек — на 415 человек больше, чем за тот же период 2014 года. Стандартизованный показатель заболеваемости от рака в Петербурге составил в 2014 г. 229,26 чел. на 100 тыс. населения (по данным Московского научно-исследовательского онкологического института им. П.А. Герцена), в то время как в Москве – 183,34, в Дагестане – 144, 43. Онкологическая ситуация в Петербурге — хуже, чем во многих регионах России.
Однако показатели заболеваемости и смертности — не такие простые для оценки величины, — отмечает директор НИИ онкологии им. Н.Н. Петрова, главный онколог Северо-Запада Алексей Беляев. Если относиться к цифрам внимательно, то Петербург не выглядит «передовым» регионом по масштабу онкологических болезней; скорее, он «середняк», — считает он. «Низкая заболеваемость и низкая смертность наблюдаются в таких регионах, как Республика Дагестан, Ингушетия, Калмыкия, Саха, Тыва и т.д. Вероятнее всего, такое сочетание показателей говорит о низком уровне диагностики онкологических заболеваний и о том, что смертность не регистрируется в должной мере, — объясняет Алексей Беляев. — Высокая заболеваемость и низкая смертность от рака, которые отмечаются в Белгородской, Иркутской, Самарской, Липецкой и ряде других областей указывают на благоприятную эпидемиологическую онкологическую обстановку. Эти регионы близки по своим показателям к ряду стран Европы, где активно проводится противораковая борьба».
В Санкт-Петербурге, как и в Москве, Карелии, Архангельской и Новгородской областях, регистрируются высокие показатели и заболеваемости, и смертности от рака. «Это позволяет говорить, во-первых, о неблагоприятной эпидемиологической онкологической ситуации, — продолжает Алесей Беляев, — и, во-вторых, о высокой выявляемости рака среди населения региона. В-третьих, вероятнее всего, чаще встречается более запущенный рак — отсюда высокая смертность».
С точностью до одного пациента
Как грустно отмечают врачи, невозможно говорить о технологических прорывах, если пациенты продолжают умирать от рака — по гамбургскому счету, медицина остается бессильной, и это бессилие интернационально.
«Я солидарен с главным онкологом страны Михаилом Давыдовым, когда он говорит: если рак можно вылечить, то его можно вылечить и в Российской Федерации. Если данный случай рака нельзя вылечить в РФ, то, наверное, его нельзя вылечить нигде, — говорит председатель правления ГК ЛДЦ МИБС (частный онкологический центр) Аркадий Столпнер. — Но это правильно с точностью до одного конкретного пациента, о котором Михаил Иванович сам будет ежедневно заботиться. А вот надежной и технологичной системы, позволяющей вылечиться в РФ большинству тех онкобольных, кто в принципе излечим, — ее нет». «В среднем, у россиянина с диагностированным онкологическим заболеванием — меньше шансов на продолжительную жизнь, чем у такого же пациента в Европе или США», — резюмирует он. Как поясняет Столпнер, неутешительный результат обусловлен комплексом факторов — финансовых, технологических, философских, организационных — который можно определить как общий уровень медицины. «Мы не можем сегодня разработать и завтра выпустить в массовое производство автомобиль «Мерседес», потому, что общий технологический уровень страны недостаточно высок. И точно так же мы не можем на высоком технологическом уровне массово лечить онкологических пациентов в любой точке страны», — подчеркивает А. Столпнер.
Точки страны совсем не однородны по качеству медицинской помощи. Возвращаясь к Петербургу, надо привести общее мнение экспертов: развитие медицинских технологий в крупнейших российских городах ускорилось. Это тренд последних нескольких лет, формируемый, в том числе, солидными финансовыми вливаниями государства. «В Петербурге, Москве, Казани, еще нескольких городах государство много сделало для того, чтобы модернизировать подведомственные ему онкологические центры и клиники. И даже появились частные игроки, изначально хорошо оснащенные», — констатирует Аркадий Столпнер.
Ядерная столица России
По словам заместителя директора исследовательской группы «Конструирование будущего» Наталии Андреевой, сегодня в мире находится в разработке порядка 6000 препаратов для онкотерапии. Внутри «большой семерки» ведущих фармпроизводителей уже довольно давно осуществляется обмен информацией об этих разработках — с тем, чтобы готовые продукты легче комбинировались друг с другом. «Лечение онкологических заболеваний всегда комплексно; невозможно опереться на какую-то одну методику и группу лекарств», — поясняет она. Освоить такой колоссальный объем технологических новинок российским медикам, мягко говоря, трудно — тем более, что в цепочки постоянного обмена данными они не включены.
«Мы существенно отстаем от стран с наиболее высоким уровнем медицины по количеству доступных пациентам средств онокотерапии, — констатирует Наталия Андреева, — просто потому, что Россия не является центром разработки оригинальных брендированных препаратов. Как и в других отраслях, в медицине мы вынуждены заниматься догоняющим развитием».
Однако важно догонять на переднем крае развития технологий, а не копировать достижения тридцатилетней давности. Углубляя свои навыки в ядерной медицине, Петербург выступает как передовой в области онкологии город. «У Петербурга есть все предпосылки, чтобы успешно развивать радиационные медицинские технологии — есть и большая потребность в них, и инфраструктурная, и научная база», — считает Наталия Андреева. К инфраструктурной базе относится, как ни странно, ЛАЭС — она является одним из крупнейших в стране поставщиков изотопов для терапевтических целей. «Правда, наработка изотопов под радиофармпрепараты возможна только на ЛАЭС-1, и где их брать в таком большом количестве после закрытия первого блока атомной станции, пока не вполне понятно», — добавляет эксперт. Тем не менее, наличие собственной «сырьевой базы» в виде ЛАЭС-1 уже сработало как ускоритель технологического роста региона в области ядерной медицины, и этот багаж полученного опыта останется за Петербургом.
В городе, по словам Н.Андреевой, существуют центры разработки и производства радиологического медицинского оборудования — НИПК «Электрон», НИИЭФА им. Д.В. Ефремова и другие. Есть собственные производители радиофармпрепаратов — например, Радиевый институт им. Хлопина и ФГБУ РНЦРХТ. «Основные препятствия к развитию радиационной медицины — сейчас на стороне применения, то есть — в системе здравоохранения, — отмечает Наталия Андреева. — Во-первых, в России пока отсутствуют стандарты оказания медицинской помощи с использованием отдельных видов радиационных технологий, например, в части протонной терапии. Во-вторых, существенные пробелы есть и в области подготовки профильных специалистов».
В соответствие с дорожной картой развития центров ядерной медицины, утвержденной российским правительством текущей осенью, к концу 2016 г. под новые технологии должен быть разработан образовательный стандарт — ФГОС «Радиофармацевтика». Кроме того, планируется включить вопросы использования ядерной медицины в дополнительные профессиональные программы медицинского образования. По мнению Н. Андреевой, это существенно снизит барьеры на пути применения ядерных технологий в онкологии.
В логике догоняющего развития у Петербурга — большие достижения в ядерной медицине, — подтверждает Аркадий Столпнер. «Петербург стал столицей ПЭТов, — говорит он. — Несколько лет назад во всей стране было пять центров позитронно-эмиссионной томографии, а сегодня в одном Петербурге принимают пациентов восемь ПЭТов».
Мы в колыбели
С другой стороны, «при сравнении нашего уровня с западным, говорить о прорыве не получается, — продолжает Аркадий Столпнер. — Мы использует в диагностике 2 маркера, один федеральный институт в Санкт Петербурге использует 5, большинство российских коллег применяют один, а вот американский госпиталь, который я недавно посетил, задействует 32 маркера. То есть мы в ядерной медицине — в колыбели; делаем первые шаги».
Как говорит Аркадий Столпнер, «я не слышал, чтобы позже 1904 года, когда награждали Ивана Петровича Павлова, россиянам вручали нобелевские премии по медицине, то есть прорывов мирового уровня в этой области у нас нет, но отдельные технологические достижения есть, и они важны». Чтобы добиться прорыва в онкологии, надо поддерживать точки технологического роста — со временем они сольются, и начнется наступление широким фронтом. «Определить точки роста и их поддержать, невзирая на ведомственную принадлежность, форму собственности и пр. — это главное, что нужно сделать для развития», — считает Аркадий Столпнер.
Антираковый фронт
Передовые технологии вносят вклад в борьбу со смертностью спустя время, когда становятся, по выражению одного из экспертов, «клинической рутиной». Пока счет пациентов, излеченных с помощью методов ядерной медицины, в Петербурге идет на десятки, в то время как от рака в городе ежегодно умирают тысячи. В этом смысле передний край онкологии соотносится с массовым здравоохранением примерно так же, как спорт высоких достижений с физической культурой населения: рекорды важны, поскольку они задают высокую планку, к которой тянутся массы. Без достижений ведущих медицинских центров поднять средний уровень онкологии невозможно. Но массовый любительский спорт надо развивать отдельно от мероприятий по выращиванию олимпийских чемпионов.
По убеждению экспертов, ключевым условием победы над опухолями является т.н. ранняя выявляемость, которая достигается в основном организационными средствами. «Нужно обеспечить комплексную доступность медицинской помощи», — утверждает управляющий партнер ГК «Евромед» Александр Абдин. Как он подчеркивает, не во всех точках города медицинские услуги физически доступны — до ближайшей амбулатории порой надо ехать и ехать — к тому же, повсеместно существуют искусственные барьеры между врачами, диагностическим оборудованием и пациентами. «Весь город напичкан диагностической аппаратурой, но получить необходимые направления, чтобы пройти на ней обследование — это испытание, которое не каждому жителю по силам», — констатирует А.Абдин.
Организационный фронт борьбы с раком должен стать не менее значимым, чем технологический, — подчеркивают собеседники РБК Петербург.
