На пути частно-государственного взаимодействия в медицине Euromed Group продвинулась дальше других российских компаний. Ее сеть «Полис. Участковые врачи» — самый крупный в стране частный проект в сфере ОМС. Тем не менее, как считает управляющий партнер группы, Член Общественного совета при Министерстве здравоохранения РФ Александр Абдин, присутствие «частников» в медицинской отрасли России — ничтожно мало по сравнению с возможным уровнем. О том, зачем нужно расширять негосударственный сегмент отечественного здравоохранения, А.Абдин рассказывает в интервью корреспонденту РБК Елене Кром.
ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ - ЕЩЕ НЕ ПОБЕДА
— Как вы считаете, российское государство успешно борется за здоровье граждан?
— Если говорить о Петербурге, то государству, надо признать, многое удалось сделать. Например, показатели материнской и младенческой смертности в городе — самые низкие в Российской Федерации. Да и вся Россия сделала колоссальные шаги вперед в этой области — в том числе, дала результаты программа развития перинатальных центров. Сейчас у нас успешно выхаживают таких недоношенных младенцев, за которых десять лет назад и не пытались бороться. Также есть существенный прогресс в области лечения сердечно-сосудистых заболеваний, занимающих печальное первое место по вкладу в смертность. Государством поставлена задача, чтобы соблюдалось правило «золотого часа» — если в течение первого часа по наступлению инфаркта или инсульта человек получает первоочередную квалифицированную помощь, то есть большие шансы его спасти. В большинстве случаев, в Петербурге это правило сейчас соблюдается — раньше было не так.
Но первая помощь — еще не победа над болезнью. Хотя количество проводимых в Петербурге кардиологических и сосудистых операций увеличилось в десятки раз, число нуждающихся в них пациентов значительно превышает возможности государства. Зачастую в клинике есть новое оборудование, но не хватает кадров. Принципиально не решена проблема превентивной хирургической помощи. В Западной Европе удалось значительно снизить смертность от сердечно-сосудистых заболеваний, потому что там оперируют и ставят стенты, не дожидаясь инфаркта: до 40% инвазивных вмешательств делаются в плановом порядке. У нас, ввиду недостатка средств, заранее пациентов не спасают, и это очень важный системный недостаток. Не случайно динамика снижения смертности от сердечно-сосудистых заболеваний замедляется — грубые дефекты, такие как поздний приезд машин «скорой помощи», устранены, а к более глубоким проблемам еще не подобраны «ключи».
Тревожная ситуация с онкологией: здесь Петербург болтается на предпоследнем месте среди субъектов РФ.
ТОЧКИ НЕДОСТУПА
— Говорят, это потому, что Петербург — пожилой город.
— Большое число онкологических больных можно, действительно, «списать» на высокий процент пожилых людей в структуре населений. Но есть и другие показатели — в частности, низкая выявляемость онкозаболеваний на ранних стадиях болезни — которые явно говорят об организационных проблемах. Существуют критические точки недоступности медицинских услуг — препятствия между пациентом и системой здравоохранения. Поясню на примере.
Недавно в Петербурге проходила неделя онкологии. Мы в ней участвовали: установили фургон с диагностическим оборудованием около станции метро Сенная — предложили женщинам, всем желающим, пройти бесплатное экспресс-обследование молочных желез. Я поразился результатам. Во-первых, у нас был аврал — более 400 женщин в течение одного дня. Во-вторых, колоссальная выявляемость — 10 случаев рака молочной железы и 30 случаев высокой степени подозрения. То есть выявляемость рака — практически 10%. Примечательно, что по результатам городской диспансеризации выявляемость составила 1%.
— Какие выводы следуют из этого эксперимента?
— Сейчас мы детально знакомимся с ситуацией каждой женщины — выясняем, что ей мешало раньше пройти обследование, притом, что маммографами напичкан весь город. Женщины отвечают, что есть несколько этапов, которые надо преодолеть, чтобы попасть на маммографию. Первый этап — участковый терапевт, выдающий талончики на прием к онкологу, второй этап — онколог, и, если он даст направление, то третий этап — собственно маммография. К тому же, исследование привязано к женскому циклу, так что не в каждый день его можно сделать. Сочетание таких факторов делает бесплатную услугу по диагностике, по сути, недоступной. Женщина ходит мимо кабинета, где стоит диагностический аппарат, и не может туда попасть. При этом оборудование загружено крайне слабо — практически оно простаивает. Это организационное безобразие — простой дорогого оборудования при большом масштабе проблемы, на решение которой эта аппаратура направлена. Наше предложение — организовать прямой «шлюз» к маммографии, как в свое время было сделано с флюрографией. Пусть каждая женщина, желающая пройти такое исследование, его пройдет.
ОХОТА ЗА РАКОМ
— Ваш эксперимент с мобильным маммографом — пример того, как частный бизнес может помогать государственному здравоохранению, так?
— Это, скорее, исследовательский эксперимент, который дал городу важную информацию к размышлению. Не более того. Точно не стоит строить частную инфраструктуру диагностики онкозаболеваний, потому что государственное здравоохранение хорошо оснащено диагностическим оборудованием. Роль «частников» я вижу в другом.
Например, в рамках нашего проекта «Полис. Участковые врачи» мы натаскиваем докторов «охотиться» за онкологией. Мы платим очень большие премии врачам общей практики за выявление и подтверждение онкологического диагноза на ранних стадиях. Пускай они лучше проявят излишнюю бдительность, чем пропустят случай рака. Бдительность врача, настороженность пациента и физическая доступность медицинской услуги, чтобы не надо было ехать на прием из Озерков в Автово, — три главных условия эффективной ранней диагностики.
— Кстати о доступности. Вы открыли офисы врачей общей практики, принимающих по полисам ОМС, в новостройках. Врач проявил настороженность, и ему надо направить пациента на следующие уровни системы медуслуг — провести исследование. А лечебно-диагностического центра в новостройке нет, поэтому все равно придется ехать из Озерков в Автово.
— Нет, мы первый этап обследований проводим на месте. И государство уже готово нагрузить нас следующим уровнем помощи, чтобы в медцентрах «Полис. Участковые врачи» стояли маммографы, томографы, рентгены. Город увидел, что мы очень неплохо справляемся с базовым уровнем, поэтому готов пойти дальше. А еще три года назад представители города нам говорили, что «этого не будет никогда». Этот пример хорошо иллюстрирует модель взаимоотношений: государство неохотно, настороженно уступает частникам свои функции. Но когда возникает доверие, то скорость взаимодействия и объем «уступаемых» задач заметно возрастают.
«ГОСУДАРСТВО НАС В ЭТОМ НЕ ВИДИТ»
— По этой логике, спустя время, и частные онкологические клиники появятся?
— Государство четко заявило о том, где оно хочет видеть частный медицинский бизнес, и где нет. Хочет — в системе первичной медицинской помощи и в инновационной медицине. Наша сеть «Полис. Участковые врачи» — это желаемое для государства направление усилий частников. Протонный центр, который строит в Петербурге Аркадий Столпнер, — тоже. Но в высокотехнологичной медицинской помощи, куда относится основная часть кардиологии, онкологии и других сложных специализированных медуслуг, государство нас пока не видит.
Есть исключения. Например, ЭКО — в Петербурге эта ниша почти полностью перешла к частным клиникам. Государство выделяет деньги на пациентов, имеющих право получить услугу в рамках ОМС, и частные центры этих пациентов обслуживают. В результате, в области ЭКО Петербург стал российским лидером — и по объему обслуженных семей, и по результативности. На мой взгляд, еще одной высокотехнологичной сферой, в которую бизнес может внести существенный вклад, является травматология.
Частники уже давно и успешно делают пересадку тазобедренных суставов, коленных суставов, операции на позвоночнике. Бизнес говорит государству: не стройте новые травматологические центры, отдайте деньги частным клиникам — они все сделают в рамках ОМС. Но государство решило по-другому: оно до сих пор строит, оснащает, то есть направляет инвестиции в материально-техническую базу государственных учреждений. И проблема не решена. Существует большая очередь на травматологические операции, связанная не с отсутствием денег, а с ограниченным числом компетентных врачей в государственных больницах, ограниченной емкостью операционных. Государство просто не справляется с объемом работ. Получается, что финансовые ресурсы есть, а очередь стоит. Частники готовы уменьшить ее.
— Какие существуют аргументы против того, чтобы доверить им «государственных» пациентов?
— Бизнес, и без того богатый, не должен забирать деньги государственных учреждений. Когда мы говорим о том, что фонд ОМС — это общественный ресурс, то есть он принадлежит всему обществу, а не определенным учреждениям — государство всякий раз переводит разговор в русло финансовой устойчивости больницы.
ЦАРСТВО КРАСНЫХ ДИРЕКТОРОВ
— То есть интересы пациентов и государственных больниц — разнонаправленные?
— Да, в приведенном примере. Больница оставляет деньги на операцию пациента за собой и предлагает ему оперироваться, условно, через год. А должна бы отдать деньги и пациента в частный центр, чтобы его прооперировали на высоком уровне уже завтра. Ну, не больница, конечно, должна отдать, а фонд ОМС. Но больница за свои финансы сражается; она до последнего отстаивает точку зрения, что бизнес в медицину пускать нельзя; он все развалит и уйдет с мешками денег.
В здравоохранении очень много интересантов. Одна из заинтересованных сторон — это патриархи советской медицины; главные врачи крупных государственных лечебных учреждений. Они ведут себя как в эпоху красных директоров. То, что мы предлагаем, и как они привыкли думать и действовать — это вещи несовместные. Мы никогда не сойдемся.
— Но декларируется, что у пациента теперь есть выбор. Он вправе «отоварить» свой полис ОМС в частном медицинском учреждении.
— Государство, действительно, делает из фонда ОМС единого плательщика, которому должно быть все равно, кому перевести деньги за лечение пациента, лишь бы услуга была оказана надлежащим образом.
— А на деле ему не все равно?
— На деле фонду жалко обидеть «своих, наших», с которыми он 20 лет уже работает. Частники не имеют доступа к травматологическим операциям, потому что фонд не дает им соответствующего государственного задания. С точки зрения государства, когда оно выделяет деньги травматологическому институту, оно следит за его устойчивостью. Если часть привычных денег у института отнять, он может рухнуть. Там ведь системы планирования — не вполне передовые.
ЭТИ ПАРНИ ВСЕ ВРЕМЯ ПРОСЯТ ДЕНЕГ
— Получается, что здравоохранение не реформируется?
— Реформируется. Отчасти красные директора от медицины утомили своих руководителей. Государство выделяет много денег на здравоохранение, а результаты, как я говорил выше, не по всем направлениям хороши. И когда с директоров клиник спрашивают, они отвечают: не хватает оборудования, мало денег дали. И вот высшее звено медицинских чиновников понимает, что среднее звено, грубо говоря, их дурит: эти парни все время просят денег, и им всегда их не хватает.
Сейчас государство стимулирует конкуренцию между лечебными учреждениями, и Петербург в этом процессе — на передовых позициях. Город многое делает, чтобы государственное задание и, соответственно, деньги ОМС распределялись не автоматически. Мы, бизнес, являемся побочными виннерами реформ — когда начинается выбор между несколькими поставщиками медицинских услуг, то и частные игроки появляются на экране радара.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬСЯ
— Спустя непродолжительное время, бизнес будет присутствовать в высокотехнологичных сегментах здравоохранения?
— Если темп перемен будет зависеть только от государства, пройдет очень продолжительное время.
— От кого еще он может зависеть?
— От пациентов. Среди показателей, по которым оценивают эффективность работы высших чиновников в сфере здравоохранения, есть удовлетворенность населения качеством медицинской помощи. За это спрашивают, в том числе, с губернаторов. Такой показатель, понятно, можно по-разному измерять, он не всегда отражает реальность, но если население недовольно, и активно проявляет свое недовольство — государство беспокоится и принимает меры. Жалобы — важнейший двигатель позитивных перемен. Когда губернатора закидывают гневными письмами, ситуация в том или ином сегменте медицинской помощи начинает быстро улучшаться.
Так было с ЭКО: женщины постоянно писали письма о том, что к ним не проявляют человеческого отношения, что, по сути, они не имеют доступа к услуге. Город дал деньги на этих женщин, но медицинские организации не смогли эффективно решить задачу. Когда подключились «частники», город за те же деньги получил высокие результаты, и женщины стали писать благодарственные письма.
— Можно все-таки говорить о прогрессе в отношениях государства с частным медицинским бизнесом?
— Да, безусловно. Государство уже не видит в нас врагов. Оно понимает, что сотрудничество может быть для него полезным. Начинается разговор о гарантиях с нашей стороны — если денег в системе ОМС станет меньше, то не бросим ли мы пациентов? Государство ведь всегда готовится к войне — ну, или к экстренным ситуациям — в этом одна из его важных функций. Случись что, государственные учреждения останутся работать, а частные? Это законная настороженность; мы ее понимаем и ведем диалог о справедливых и надежных правилах игры.