Пластическая хирургия перестала быть чем-то из ряда вон выходящим. Техники выполнения операций становятся менее травматичными, результаты — более предсказуемыми. Как будет развиваться отрасль дальше — на волне «инвестиций в себя» и под прицелом санкций, — рассказал пластический хирург, главный врач клиники эстетической медицины DEGA Денис Агапов.
— Эстетическая пластическая хирургия в России — это довольно молодая отрасль, официально признанная в 2009 году. Что дало такое признание?
— Сама отрасль не молодая — она существовала давно. Был Институт красоты в Москве на Ольховке, был Институт красоты на бульваре Профсоюзов в Ленинграде. Когда ее официально выделили в отдельную специальность, появилась возможность ввести требования к специалистам, официально открыть кафедры пластической хирургии в медицинских университетах. Появилась возможность что-то спрашивать с людей, которые идут в эту специальность. Сегодня в России все направления пластической эстетической хирургии достойно представлены.
— Как изменилась пластическая хирургия за последние годы?
— Стало больше пациентов, больше хирургов. В 2015 году вообще произошел перекос, когда сертификатов по общей хирургии было выдано меньше, чем сертификатов по пластической хирургии. Стало больше процедур, техник их выполнения, мы стали лучше понимать анатомию, возрастные изменения, патогенез старения. Серьезный прогресс произошел в анестезиологии, фармакологической поддержке. У пациентов легче проходит наркоз. Сократилось время операций: когда я начинал в 2000-х, первые операции у меня длились 6-8 часов, сейчас — 1 час 45 минут. Все это позволило пластической хирургии занять достойную нишу на рынке медицинских услуг.
— Насколько это технологичная отрасль?
— С одной стороны, здесь действительно задействованы высокие технологии, пусть не в той степени, как в кардио- и нейрохирургии. Это и эндоскопическое оборудование, и пьезотомы для точной работы с костью в ринопластике, и аппараты для малотравматичной липосакции. Но по-прежнему все то же самое, может быть чуть дольше, выполнимо обычными инструментами.
— А какова сегодня ситуация с поставками современного оборудования из-за границы? Что с импортными комплектующими, расходными материалами?
— Я могу сказать только про нашу клинику. У нас запасы достаточно хорошие, на три-четыре месяца интенсивной работы вполне хватит. А в дальнейшем все то же самое к нам будет поставляться через те страны, которые не вводили санкционных ограничений — Казахстан, Китай. Возможно, будет переход, например, с «Джонсон и Джонсон» на корейские аналоги.
Уже сейчас у нас много качественного китайского медицинского оборудования, с его обслуживанием никаких проблем нет. С американским сложнее. Если сломается наш американский липосактор, придется договариваться с коллегами из Прибалтики или еще кем-нибудь. Это требует новых логистических цепочек — и они неизбежно появятся. Поскольку спрос на наши услуги по-прежнему есть, будем искать выходы из ситуации.
«Санкции потребуют новых логистических цепочек — и они неизбежно появятся».
— Спрос есть, а как он отреагировал на происходящее?
— В течение любого кризиса всегда происходит всплеск спроса на услуги пластической хирургии. Люди начинают тратить деньги на себя, поскольку вложения в себя никуда не исчезнут. Возможно, для пациентов это является психологическим способом сказать себе, что все хорошо, все по-прежнему. Поэтому количество пациентов в такое время значительно увеличивается.
«В течение любого кризиса всегда происходит всплеск спроса на услуги пластической хирургии. Люди начинают тратить деньги на себя, поскольку вложения в себя никуда не исчезнут».
— Как меняется со временем популярность различных вмешательств?
— Всегда были неоспоримые лидеры — ринопластика, пластика груди, и они остаются. С появлением липосакции, липопластики, липоскульптурирования эти процедуры также стали популярными. Они действительно малотравматичны и с физиологической точки зрения оправданы при возрастных изменениях, при нарушении контуров тела. Кроме того, они дают прогнозируемый долгосрочный результат. Прогнозируемость и долгосрочность результата — ключевой тренд в современной пластической хирургии.
— Вы начинали как врач-отоларинголог, сейчас специализируетесь на ринопластике, в чем ее особенность? Как меняются подходы?
— Самое сложное в том, что нос выполняет много функций, состоит из многих разнородных тканей, и зачастую то, к чему стремятся пациенты, в значительной степени нарушает функцию носа. Если раньше у нас не было такой аппаратуры или понимания, как можно сделать такую форму носа, на которую рассчитывает пациент, и при этом с минимальной травмой, с сохранением функций, то сейчас такое понимание появляется.
В идеале, чтобы в ринопластику приходили доктора, которые рассматривают нос как единую структуру, с уважением относятся к его основной функции. Нам нужна пятилетняя ординатура как у западных коллег, а не двухлетняя, как сейчас.
— Вы ведь и сами преподаете будущим пластическим хирургам. Что это вам дает как учредителю частной клиники?
— Это, в первую очередь, доступ на «ярмарку невест», возможность подобрать новых специалистов. И некая причастность к своей альма-матер, что тоже приятно.
— Как сфера пластической хирургии будет развиваться в дальнейшем?
— В сторону тканевой инженерии, когда недостающий элемент можно вырастить из собственных тканей и пересадить обратно человеку. Сегодня самая большая проблема в том, что если что-то надо восстановить, значит, нужен донорский участок, который мы сможем использовать.
— Есть ли в России подобные разработки и что для этого нужно?
— Пока нет. Этим занимаются наши японские коллеги: например, выращивают ушные хрящи на спинке у мышей. Для исследований в этом направлении нужны большие инвестиции. Нужно, чтобы ими заинтересовалось государство и выделило средства в рамках федеральных программ.
Имеются противопоказания, необходимо получение консультации специалиста.
