Мораторий на банкротства продлен, но проблемы предпринимателей никуда не делись. Многие компании имеют «кредитные обременения», а объекты недвижимости являются предметами залогов по кредитам. После снятия моратория на банкротства, эксперты прогнозируют рост числа дефолтов, перераспределений и захватов активов. Какие отрасли в зоне риска и как меняется судебная практика — в рамках круглого стола РБК Петербург «Мораторий на банкротства и спорные активы — сценарии развития событий» обсудили юристы, представители банковского сообщества и эксперты.
Под угрозой
Вопрос банкротства особенно остро встанет после окончания действия моратория на банкротство юрлиц, который был продлен до 7 января 2021 года. Он действует в отношении организаций и ИП, «наиболее пострадавших» в условиях коронавируса, а также «стратегических» и «системообразующих» организаций. После окончания послаблений на рынке начнут происходить серьезные изменения.
По словам председателя судебного состава арбитражного суда Санкт-Петербурга и Ленинградской области Ильи Шевченко, с каждым годом дел о банкротстве становится больше. Это касается дел как в отношении физических лиц, так и юридических. Тем не менее, в текущем году, согласно судебной статистике, количество дел о банкротстве юрлиц сократилось, в том числе благодаря введению моратория. «Если в 2019-ом году их число составляло 4 тыс., то за 11 месяцев этого года — 2,5 тыс. С этой точки зрения, количество банкротств отстает. После отмены моратория, сложно спрогнозировать, как изменится ситуация, но скорее всего, число банкротств вырастет на те же 2 тыс. или больше».
После снятия моратория усилится и тенденция последних лет — в инициации банкротства в том случае, если компания не владеет активами, но стремится к привлечению к субсидиарной ответственности, полагает управляющий партнер адвокатского бюро «Прайм Эдвайс» Екатерина Михальская. «Сейчас под ударом в большей степени находится малый и средний бизнес. Количество дел будет расти именно за счет этих категорий», — прогнозирует Михальская.
В зоне риска, в отличие от предыдущего кризиса, который затронул торговлю, — сфера услуг. «Если в прошлый кризис в банкротство сваливались преимущественно предприятия торговли, то в этот раз можно ожидать, что среди банкротных дел будут компании сферы туризма, общепита, отельного бизнеса и транспорта», — отмечает управляющий партнер юридического бюро Legal To Business Светланы Гузь.
Вице-президент МКА «Почуев, Зельгин и партнеры» Надежда Почуева дополняет этот перечень предприятиями сферы культуры — кино, театры. «Несмотря на различные мероприятия для поддержания этой отрасли компании оказались в трудной ситуации, в том числе крупные игроки», — говорит она.
Адвокат, управляющий партнер юридической фирмы «Арбитраж.ру» Даниил Савченко, обращает внимание, что транспорт и логистика — скорее относятся к наименее пострадавшим отраслям. «Это заметно по статистике отказа от моратория, которое было предусмотрено законодателем с целью распределение дивидендов, — поясняет он. — Так вот, этим правом за полгода воспользовались, помимо госкорпораций, компании из фармы и логистики/транспорта, грузоперевозок».
Анатомия конфликта
Конфликт интересов либо между кредиторами, либо кредиторами и должниками никуда при этом не денется. Но ждать всплеска продажи залоговых активов, в том числе коммерческой недвижимости не стоит, уверен президент Группы компаний RENTA Артем Гудченко. «Если предположить, что 7 января отменят мораторий, то начнется волна заявлений, будут назначены и рассмотрены дела. Но, в 2021 году это точно не приведет к реализации активов», — уверен он. Чаще всего, с учетом процедуры и сроков рассмотрения дел, продажа начинается через 2-3 года.
Кроме того, число должников без активов в этот кризис будет значительно выше, отмечает Светлана Гузь: «Если по статистике на 2015 год доля дел, когда у должников не было имущества составляла 45%, то с отменой моратория доля таких должников без активов увеличится в связи с отраслевой спецификой бизнеса, оказавшегося в зоне риска».
Кроме того, ни один банк, кроме «первой тройки», которые не обременены заботой о капитале, а соответственно объемом предполагаемых резервов, не заинтересованы сегодня переводить своего заемщика в категорию банкрота, ведь это чревато начислением 100% резервов и давлением на капитал, отмечает Артем Гудченко. «Забанкротить своих клиентов с объемом долга по 1-2 млрд рублей, это означает приблизиться к нормативу по капиталу, после которого ЦБ может отозвать лицензию, — объясняет глава ГК RENTA. — Коммерческие банки будут до последнего договариваться с крупными заемщиками, будут реструктуризировать, дофинансировать должников, искать другие пути сотрудничества. Будут использовать множество инструментов, чтобы доказать, что «наша дохлая лошадь, не такая, как у других».
Представители банков подтверждают, что заинтересованы в диалоге с заемщиками. Как отметил менеджер отдела сопровождения процедур банкротства управления по работе с проблемными активами юридических лиц Северо-Западного банка ПАО Сбербанк Олег Самсонов, банки в период пандемии помогают заемщикам пережить ситуацию. «У нас нет задачи «выжимать соки» из должников, — говорит он. — Любой здравый кредитор понимает, что нет смысла забирать «мертвый бизнес». Поэтому окончание моратория вовсе не будет означать дефолтов заемщиков». Как уточняет Самсонов, при реализации залоговых активов в ходе конкурсных процедур банки и иные залоговые кредиторы могут рассчитывать, по статистике ЕФРСБ, примерно на 30% от их рыночной стоимости, что не способствует выбору в пользу такой стратегии.
При этом банки ориентируются на конкретную ситуацию у должника. «Если мы понимаем, что пандемия и мораторий стали причиной проблем бизнеса, мы готовы к диалогу, — говорит Самсонов. — Если же обстоятельства связаны не с пандемией, а она стала лишь катализатором, то заемщик может объяснить, в чем была основная причина. Диалог всегда выгоднее, сейчас это особенно актуально».
Однако отраслевая специфика может сказаться и здесь, поскольку в зоне риска оказались значимые игроки. Например, Надежа Почуева отметила, что в ряде случаев банки загоняют должников в невыгодные условия. «Например, должник одного из крупнейших банков является обладателем актива, стоимостью более 1 млрд рублей, и банком было предложено заключить допсоглашение, по которому при просрочке в 1-2 месяца, банк вправе самостоятельно приступить к реализации данного актива. С нашей точки зрения эти условия являются кабальным. А после снятия моратория они будут подталкивать компанию к банкротству», — говорит Надежда Почуева, подчеркивая, что это проблема носит системных характер для должников в сфере культуры.
Судебная практика
Сама судебная практика при этом быстро меняется, но с одним нюансом: «Жизнь быстрее законодателя», — резюмирует Екатерина Михальская. «Что касается развития судебной практики сейчас, она прокредиторская, конечно, — отмечает Илья Шевченко. –Законодательство, которое принималось в 90-е и в начале нулевых, во много находилось в старой парадигме, сейчас реалии изменились, мы по-другому стали на них реагировать, но закон не изменился, он немного несовременный».
Например, в российском законодательстве до сих пор отсутствует процедура реабилитации, отмечает Екатерина Михальская. «По итогам 1,5 лет работы профильному комитету ГД не удалось найти консенсус по решению обозначенной выше проблемы: как вводить реабилитационные процедуры и чьему менеджменту доверять — должника или кредитора. В итоге было принято решение отказаться от введения процедуры», — отметила она.
Встречают в пандемийный год и отклонения от принятых норм. В качестве примера Надежда Почуева привела кейс с Домом Зингера на Невском проспекте. Одного из самых знаменитых зданий Петербурга, которое на правах долгосрочной аренды сейчас принадлежит ЗАО «Зингер», дочерней компании ООО «ПАН», находящегося в процедуре банкротства. По словам Почуевой, третье лицо — компания «Экшн Коллекшн» в нарушение процедуры, предусмотренной 113 статьей Закона о банкротстве, подала заявление о намерении погасить долги ООО «ПАН» и признании требований его кредиторов удовлетворенными. Однако юристы сомневаются в реальной платежеспособности компании и ее прозрачности - единственным владельцем является компания, зарегистрированная на Кипре. «Мы видим фактически некую попытку рейдерского захвата и нарушение баланса интересов других кредиторов. Возможно, эта сделка будет оспорена. Но что тогда будет с кредиторами ООО «ПАН» и самим Домом Зингера? В случае, если в отношении компании «Экшн Коллекшн» будет подано заявление о признании ее банкротом, все сделки, совершенные компанией, могут быть оспорены. А значит, кредиторы могут остаться и без прав требования, и без денег», — описывает вариант развития событий Надежда Почуева.
«Тренд меняется, и история со ст.113 стара — еще в 2016 году было три дела о «кредиторах-перехватчиках», — говорит Даниил Савченко. — Общая позиция Верховного суда, что так нельзя и нужно соблюдать процедуру».
Альтернатива банкротству
Эксперты признают, что банкротство — это не путь к «выздоровлению» бизнеса. «Это длительный дорогостоящий процесс для обеих сторон, где уже крайне редко стороны договариваются в процессе», — напоминает Светлана Гузь. Лучшим вариантом, по мнению участников дискуссии, является договор. «В любом случае и должникам, и кредиторам придется договариваться», — уверен Олег Самсонов. «Иначе будет сохраняться тренд «на раздевание». И кредиторов, и должников», — добавляет Екатерина Михальская.
Однако договороспособность зависит от юридической и экономической подкованности участников. «Не исключаю, что должники побегут массово подавать на банкротство. Также есть вероятность, что должники будут подавать заявления сами на себя. Ведь это предусмотрено законодательством. В этом случае, у крупных должников больше вариантов. У малого бизнеса меньше маневров», — отмечает Светлана Гузь.
Но в любом случае повысить шансы на мирное разрешение спора способна медиация. Илья Шевченко подтверждает, что открытость и честность участников спора могут повлиять на исход конфликта: суды всегда идут навстречу тем должникам, которые добросовестно входят в процесс, раскрывают все детали, значимые сведения. «В частности, почему плохо развивается медиация и альтернативные варианты ведения споров? Потому что какие-то доказательства вбрасываются, какие-то утаиваются. Истец и ответчик должны раскрыть свои доказательства, тогда создается площадка для медиации, и мы можем договариваться. Когда процесс непредсказуем, потому что кто-то что-то скрывает, и держит сведения до последнего момента, дело доходит до суда, а не до мирных договоренностей. Но этот процесс развивается, и это признак времени», — говорит Шевченко.
Полезным для России мог бы быть и европейский опыт, где компании получили безвозмездную помощь от государства. «Если бы наше государство имело ресурсы помогать незащищенным предпринимателям — субъектам малого бизнеса, возможно кризис был бы преодолен проще и с гораздо меньшими потерями», — заключил профессор факультета технологического менеджмента и инноваций Университета ИТМО Александр Горовой.
