Для большинства попавших под каток санкций и контрсанкций компаний наступили обстоятельства форс-мажора, многие контракты «зависли», отмечают юристы. Но даже очевидная невозможность исполнить обязательства не всегда является основанием для прекращения действия договора. Как бизнесу защитить свои интересы на международном поле и как договариваться тем, кто не может исполнить свои обязательства внутри страны, — в юридическом обзоре РБК Петербург.
Пострадавшие первой волны
За последние 20 лет Россия пережила значительное количество кризисов — 2008-й, 2014–2015 годов и 2018-й, — и каждый раз были различные тому причины. «В рамках предыдущих кризисов сложилась судебная практика по действию договоров в кризисный период, применению норм о форс-мажоре, разрешению споров, связанных с приостановлением и прекращением госконтрактов, однако кризис 2022 года носит беспрецедентный характер», — подчеркивает руководитель практики разрешения споров и юридического сопровождения ССП-Консалт Дарья Титкова. Все дело в том, что на сегодняшний день сложно сказать, какие подходы, сформированные судами ранее, будут применяться в текущей ситуации.
При этом резкие изменения курсов иностранных валют, существенный рост инфляции и цен на товары, а также разрыв логистических цепочек оказали существенное влияние на большинство участников российского рынка и их способность исполнять взятые на себя обязательства по контрактам.
Первыми почувствовали на себе влияние этого кризиса компании, ориентированные на импорт. Наиболее критическая ситуация сложилась в фармацевтике, промышленности и особенно остро в сфере транспорта (ж/д и авиаперевозки). «Если государству не удастся переломить ситуацию и купировать возникшие проблемы, то рынок может столкнуться с резким падением выпуска отдельных категорий продукции, а в некоторых случаях и вовсе с остановкой производства», — говорит управляющий партнер бюро юридических стратегий Legal To Business Светлана Гузь.
«Сегодня наблюдается существенный рост обращений клиентов, которые уже сейчас объективно понимают, что не смогут выполнить взятые на себя контрактные обязательства. Или тех, кому партнеры прямо говорят о невозможности исполнения контрактов», — говорит руководитель практики разрешения споров юридической фирмы Клифф Игорь Серкин.
Правда, пока, по словам юристов, таких клиентов не так много, а утверждать, что число сорванных сделок однозначно возросло, нельзя. «Невозможность получить оплаченный товар или выручку за поставленную продукцию — наиболее часто встречающаяся проблема. В большинстве случаев стороны ведут себя спокойно, ждут улучшения ситуации и параллельно ищут альтернативные маршруты и рынки», — отмечает старший партнер «Пепеляев Групп» Сергей Спасеннов.
Часть клиентов заняла выжидательную позицию, другие стараются договариваться между собой, видоизменяют отношения и продолжают придумывать, как законно обойти имеющиеся запреты, добавляет Дарья Титкова.
А был ли форс-мажор
Для многих компаний, попавших под санкции, наступили обстоятельства форс-мажора (непреодолимой силы). Но его наступление еще необходимо доказать. «Безусловно можно говорить о том, что «спецоперация» повлекла за собой экономические изменения как на внутреннем рынке, так и на международном, но признать форс-мажором данные обстоятельства для всех, конечно же, нельзя», — подчеркивает Дарья Титкова.
Так же как и в случае с COVID-19, в каждом конкретном случае суд будет рассматривать всю совокупность обстоятельств, предмет договора и возможность его исполнения в настоящих условиях. «Сложившаяся судебная практика говорит о том, что военная операция может считаться форс-мажором в том случае, если, например, организация, которая является стороной по договору, находится на территории, где ведутся боевые действия, или исполнение договора напрямую зависит от выдачи недружественным государством ряда документов, необходимых для исполнения договора», — поясняет Дарья Титкова.
То же самое касается вопроса введенных санкций. «Если организация докажет, что введенные санкции затрагивают возможность исполнения договорных обязательств, то суд вправе признать данное обстоятельство обстоятельством непреодолимой силы», — добавляет юрист. Например, невозможность поставки товара из-за запрета на импорт в рамках введенных санкций или из-за ограничений в международных расчетах.
Однако вместе с попыткой выполнить свои обязательства, даже несмотря на форс-мажор, встречаются и случаи явной недобросовестности, когда формальных ограничений нет, но прекращается оплата за товары даже из «дружественных» стран», отмечает Сергей Спасеннов.
«По нашим наблюдениям, большинство российских компаний все-таки пытаются исполнять свои обязательства, в том числе перед контрагентами из недружественных стран. Даже компании, которые попали под западные санкции, пытаются найти способ для этого, поскольку в первую очередь дорожат своей репутацией и думают о будущем. Конечно, есть примеры, когда российские компании отказываются от исполнения обязательств, но пока это далеко не массовые случаи», — добавляет управляющий партнер ЮрТехКонсалт Алексей Николаев.
Повод договориться
В случае неисполнения контракта всегда остается возможность его оспорить. «С правовой точки зрения это не представляет значительной сложности благодаря существующему механизму форс-мажора, — говорит Игорь Серкин. — В то же время любое взыскание уплаченных авансов или иных сумм может быть чрезвычайно осложнено, если стороны выбрали в качестве суда третейский европейский арбитраж. Стоимость разбирательства в таком суде легко превышает сотню тысяч евро и может длиться значительное время».
Поэтому, если стороны заинтересованы в диалоге, лучше договориться с контрагентом в досудебном порядке, достигнув устраивающего все стороны компромисса, уверена Светлана Гузь.
«Санкции — это обоюдоострый меч. Их введение в отношении России и российских компаний нанесло ущерб всем сторонам контрактных отношений, и отечественным, и иностранным. В связи с увеличением конечной стоимости товаров исполнение сторонами своих обязательств зачастую становится не просто убыточным для одной из сторон, а с учетом ограничений в логистике еще и физически невыполнимым», — объясняет Светлана Гузь.
С поправкой на пандемию и спецоперацию
Как и в случае с пандемией, сложившаяся геополитическая ситуация послужит основанием для внесения изменений в контракты с учетом изменившихся экономических обстоятельств.
«Пандемийный опыт пришелся очень кстати, — отмечает Игорь Серкин. — Снижение издержек стало важным направлением во всех видах деятельности компаний, в том числе и в контрактах. Чаще стали звучать голоса о распределении административных расходов по контрактам и о разумном выборе суда в арбитражной оговорке».
Для минимизации издержек от возможных форс-мажоров вследствие вводимых санкций и контрсанкций в заключаемых контрактах необходимо внесение оговорок об обстоятельствах, признаваемых форс-мажором. «Оговорки в контрактах должны содержать подробную детализацию как самих непредсказуемых обстоятельств, так и механизм их преодоления», — уверена Светлана Гузь.
«Вероятно, все больше контрагентов будут указывать в договоре последствия введения каких-либо санкций, чтобы исключить споры по этому поводу в последующем», — полагает Алексей Николаев.
Заключая контракты, стороны будут учитывать возникновение новых или ранее невысоких рисков. «Как риски национализации, риски уголовной ответственности при расторжении договора, риски расторжения договора, вследствие невозможности его исполнения, если возникшие обстоятельства носят неустранимый (постоянный) характер, и так далее», — приводит пример Дарья Титкова. Вероятно, в ближайшее время мы увидим принятие новых законов, которые будут предусматривать новые механизмы изменения и расторжения договорных отношений, добавляет она.
Подход к контрактным обязательствам станет более осторожным. «В условиях нестабильности стороны ищут более гибкие способы оплаты и поставки, снижающие риск серьезных потерь при неисполнении контракта одной из сторон, — говорит Сергей Спасеннов. — Это мелкие партии, револьверные поставки, аккредитивы, страхование контракта, поручительства третьих лиц и другое». Это усложняет и удорожает исполнение договоров, но ситуация вынуждает быть осмотрительнее.
По словам Игоря Серкина, будет сложнее и с полными предоплатами и постоплатами, так как ощущение надежности и со стороны поставщиков, и со стороны покупателей утеряно.
«В нашем Гражданском кодексе нет ни термина, ни определения «недружественного» контрагента. Стороны договора изначально обладают равными правами и одинаково защищены законом от произвола и недобросовестности другой стороны. Мы с большой тревогой воспринимаем решения судов, где в вину оппоненту ставится его принадлежность к лагерю «недружественных». Тот факт, что россияне ограничены в доступе к правосудию в ряде европейских стран и что адвокаты и юридические фирмы перестают предоставлять услуги россиянам только по национальному признаку, еще не повод перенимать подобную практику и поступать не по законам РФ, а основываясь на эмоциях. Если в отношении иностранцев будет проявляться явная дискриминация, то даже те фирмы, что продолжают сотрудничество с российскими партнерами могут решить, что риски слишком велики и перестанут с нами работать. Это будет очень болезненный удар по импортозависимым отраслям и по экспортно ориентированным бизнесам».
«Если уход западных компаний еще не так сильно повлиял на российские рынки, то приостановка деятельности, снижение рекламных бюджетов или падение объема закупок для многих сфер бизнеса внутри России оказались весьма болезненными. Говоря про тенденции, связанные именно с Санкт-Петербургом, то это прежде всего уход с рынка подавляющего большинства финских и шведских компаний. Такого массового исхода не было даже во времена СССР и холодной войны.
В дальнейшем договорные отношения сильно изменятся: будет сложнее с полными предоплатами и постоплатами, так как ощущение надежности и со стороны поставщиков, и со стороны покупателей утеряно. Про переориентацию потоков на Азию не говорил только ленивый. Такая переориентация в контрактах приведет к другим судам в арбитражных оговорках, к иным валютам (а может, и криптовалютам) расчетов, к новым условиям поставок. Этот процесс растянется на годы, но основные его направления будут понятны в течение ближайших трех-пяти месяцев».
