Компетенций врачей для проведения сложных операций по трансплантации органов и тканей в стране достаточно, уверена пластический хирург Мария Волох. Однако развитие трансплантологии в России невозможно без значительных государственных инвестиции в здравоохранение и создания единой системы донорства органов и тканей. О том, почему пересадка лица все еще является редким случаем в России, чем отечественная пластическая хирургия отличается от мировой и какой потенциал для развития в себе таит — Мария Волох рассказала в интервью РБК+ Петербург.
Редкие кейсы
— Рынок пластической хирургии в России активно развивается. В чем его отличия от зарубежных?
— Я не хочу называть пластическую хирургию рынком, это ровно такая же хирургическая медицинская специальность, имеющая социальное значение, как и остальные.
Сравнивая структуру пластической хирургии в разных странах, очевидно, что развитие направления определяется нормативно-правовой базой, включающей в себя и этапы подготовки пластического хирурга. Данная система достаточно вариабельна в каждой стране.
Например, в Америке и некоторых европейских странах лицензию на врачебную деятельность получает специалист, врач может вступить в договорные отношения с госпиталем и арендовать операционную, конечно, большей частью на таких условиях выполняются подтяжка лица, блефаропаластика, подтяжка груди и другие малоинвазивные операции. В нашей стране такой механизм с юридической точки зрения невозможен, у нас лицензируется клиника.
Несомненно, что очень часто пациентов интересует пластическая хирургия для решения эстетических проблем, но важно понимать, что в этой области, как и в любой другой области медицины, пациент должен ориентироваться на три важных момента: безопасность, опыт и компетенция врача, послеоперационное сопровождение.
В пластической хирургии, как и в любой другой области медицины, пациент должен ориентироваться на три важных момента: безопасность, опыт и компетенция врача, послеоперационное сопровождение.
За рубежом существует система страхования как пациента, так и врача, что является хорошим инструментом для стабильного развития пластической хирургии и медицины в целом, у нас пока это направление не развито.
Уверена, что в ближайшее время ситуация со страхованием изменится и именно требования пациента, ориентированного на два важных момента: безопасность и результат, которые во многом зависят от компетенций врачей, станут мотивирующими к действию. Правда, изменится и стоимость медицинских услуг в сторону увеличения.
К счастью, все эти различия никак не влияют на качество хирургической помощи, «руки и головы» в России есть.
— Насколько часто в России проводятся уникальные операции?
— Прорыв в современной медицине — это всегда мультидисциплинарная история, причем каждое направление должно отработать без ошибок.
В качестве экстраординарного достижения нашей медицины могу отметить лечение фигуриста Романа Костомарова. Это действительно за гранью возможного, вершина работы целой команды врачей.
Такие случаи ярко демонстрируют уровень и состояние здравоохранения в целом. Они не могут быть масштабированы и поставлены на поток. Этот опыт показывает, что у нас есть команды, которые могут решать ультрасложные задачи.
При всей важности таких операций, обычному пациенту, конечно, важно понимать возможности отрасли, это дает уверенность, что и рутинные операции, в том числе эстетические, особенно на лице, выполняются на высоком уровне. Ведь для отдельного человека не менее уникальной является и обычная эстетическая хирургия, пациенту важен результат, который имеет прямые социальные последствия и изменения в личной жизни. Например, операция на лице, которая позволяет вернуть молодость, сохранить семью, стать счастливым.
Медицина и технологии
— Вы являетесь лидером команды уникальной для России операции по трансплантации лица, она была первой?
— Первой в России и на сегодня единственной. Более того, эта пересадка лица стала первой в нашей стране пересадкой композитных тканей, к которым относятся лицо и кисть. Пересадки конечностей у нас пока не выполнялись, а вот лицо мы сделали. Подобные операции проводятся и в мире далеко не каждый день, каждая операция уникальна и регистрируется в единый мировой регистр. Наша операция входит в него под номером 36.
— Сколько всего таких в мире?
— Всего на данный момент выполнено около 50 успешных аллотрансплантаций лица. Две трети реципиентов находятся под наблюдением уже более 5 лет и половина из них живет полноценной жизнью, но не могу не отметить, что только у нашего пациента родился здоровый ребенок. Это редкий случай в мировой практике, чтобы пациент с пересаженным лицом на длительной имуносупрессивной терапии смог стать отцом.
Две трети реципиентов находятся под наблюдением уже более 5 лет и половина из них живет полноценной жизнью, но не могу не отметить, что только у нашего пациента родился здоровый ребенок. Это редкий случай в мировой практике, чтобы пациент с пересаженным лицом на длительной имуносупрессивной терапии смог стать отцом.
— Почему в России больше не проводились такие операции?
— Это связано со сложностями в поиске донорских тканей. Во всем мире сейчас наблюдается дефицит доноров. Здесь должна быть четкая, отлаженная система, нужны серьезные инвестиции в ее создание, и в популяризацию донорства. Вопросы поиска донора должны решаться почти автоматически, точно не в ручном режиме, как это было у нас. Я уверена, что когда у нас донорство станет более регулярным, тогда все встанет на круги своя. Будет больше таких операций, потому что потребность в этом есть. Сформирован довольно обширный лист ожидания пациентов с серьезными дефектами лица, и он регулярно пополняется.
— Это должна быть государственная система?
— Это должна быть система, регулируемая законом.
— Может ли искусственный интеллект помочь с поиском донора? Каковы перспективы технологий на базе AI в реконструктивной медицине?
— Конечно. Я считаю, что искусственный интеллект может серьезно облегчить врачу подготовительный этап — выполнить сопоставление лица донора и реципиента, проводить многофакторную оценку с выбором наиболее подходящего биоматериала, оценить риски и так далее, но это совсем не значит, что врач может позволить себе быть неподготовленным в этих вопросах. Скорее, когда оба мнения, и специалиста, и машины, сойдутся, то именно тогда можно будет сказать, что выбранный план правильный. При возникновении спорных вопросов я бы отдала приоритет мнению врача, потому что реальный практический опыт в нашем деле будет решающим. И, конечно, AI никогда не заменит ни интеллект, ни руки хирурга.
Российский пациент
— Возвращаясь к операции, каковы были предпосылки для проведения аллотрансплантации лица? Кто стал первым и пока единственным пациентом?
— Это был 18-летний солдат срочной службы. В 2012 году он получил обширную электротравму с поражением почти половины поверхности тела — верхней и нижней конечностей, туловища, головы и лица, сильно пострадал правый глаз. Он прошел целый курс операций, и после того, как ситуация стабилизировалась, в 2013 году его перевели в Военно-медицинскую академию. Здесь восстановление продолжилось, и, когда реконструктивное лечение в рамках традиционной медицины закончилось, он попал к нам, пластическим хирургам. Перед нами стояла задача — вернуть пациенту лицо, так как ко всем остальным дефектам пациент адаптировался.
— Как вы решились на трансплантацию лица?
— Во-первых, мы знали, что такое возможно. Для реконструктивной хирургии это одно из направлений, которое реально спасает человеку жизнь, потому что с некоторыми дефектами можно жить, а с некоторыми нет, и именно обширные травмы лица относятся к тем дефектам, к которым человек не способен адаптироваться. Мы провели серьезную подготовку к операции, обследовали пациента согласно международному протоколу и поняли, что наш пациент по медицинским показаниям подходит для сложнейшей операции. В итоге, приняли решение выполнить ему пересадку лица и сделали это.
— Сколько занял весь процесс?
— На поиск донора ушли девять месяцев, и это экстра-короткие сроки. Поиск подходящего донора обычно самый долгий этап, и здесь нам очень помогло Федеральное медико-биологическое агентство. В мировой практике на поиск донора уходит год, полтора, иногда доходит до трех лет. Это сложная система подбора, поскольку поиск донора для трансплантации лица гораздо сложнее, чем, допустим, для пересадки сердца и почки. Нужна не только иммунологическая совместимость, но важен и пол, и возраст, и антропометрия. Новое лицо должно быть и функциональным, и эстетичным. Кроме того необходимо согласие родственников на изъятие тканей лица. В странах, где система донорства развита и популяризована, с подбором донора в принципе дела обстоят несколько проще. Нам было сложнее, в глубинке мало кто знает, что такие операции вообще возможны. Нам приходилось беседовать, объяснять, но в итоге мы находили понимание и сочувствие у людей, и появился донор, затем вовремя доставили нужные ткани в Петербург спецбортом Министерства Обороны. Все этапы операции продолжались около трех суток.
В странах, где система донорства развита и популяризована, с подбором донора в принципе дела обстоят несколько проще. Нам было сложнее, в глубинке мало кто знает, что такие операции вообще возможны. Нам приходилось беседовать, объяснять, но в итоге мы находили понимание и сочувствие у людей, и появился донор.
— Как сейчас чувствует себя пациент?
— Для него подобрана терапия, он регулярно проходит обследования и находится в стабильном состоянии. Сейчас он уже окончил институт, у него родился ребенок, и буквально на днях стало известно, что семья ждет еще одного. Подробный сюжет с его участием выходил в популярных телевизионных программах.
— Опыт подобной операции помогает ли вам в решении задач в эстетической хирургии?
— Конечно, после выполнения более сложной задачи произошло переосмысление многих подходов в хирургии лица. Моя цель — долгосрочный стабильный результат с минимизацией послеоперационных изменений, вернее, надо делать так, чтобы и эти изменения тоже бьютифицировали внешность пациента. Это именно та грань, где происходит соединение ремесла с искусством и где каждая операция требует тщательной стратегии. Успешное проведение эстетических и реконструктивных операций повышает качество жизни и психологическое здоровье пациентов.
— Почему операцию делали в Военно-медицинской академии?
— Я здесь работала и продолжаю работать, а также я убеждена, что возможности военной хирургии остаются самыми серьезными в стране. Да и само исполнение сложнейшей операции требует четкой дисциплины.
— А если речь идет об эстетической хирургии, как к вам записаться на операцию?
— Решение о проведении хирургического вмешательства процесс не быстрый. Несомненно, в подобных операциях нуждаются не все, именно поэтому я провожу консультации в очном и дистанционном форматах. Каждый пациент может оставить заявку на консультацию, мой ассистент с ним свяжется и назначит удобное время встречи.
ИМЕЮТСЯ ПРОТИВОПОКАЗА- НИЯ. НЕОБХОДИМА КОНСУЛЬТАЦИЯ СПЕЦИАЛИСТА
Реклама. Рекламодатель ИП Зыкова Юлия Сергеевна, Erid 4CQwVszH9pWuJsQ9i24